Чандрагупта Маурья – кровавый восход первой индийской империи

Кость треснула под сапогом, когда последний телохранитель Дханы Нанды рухнул на мраморные ступени царского дворца. Где-то в дыму горящей Паталипутры рычали боевые слоны, вытаптывая остатки сопротивления. Так в 322 году до н.э. никому не известный воин с татуировкой скорпиона на плече втаптывал в кровь древнюю династию Нандов, чтобы на её костях возвести величайшую империю, которую видела Индия. Чандрагупта Маурья – сирота, которого история сделала убийцей царей, гением стратегии и создателем государственной машины, чьи шестерёнки перемалывали врагов пятьдесят лет спустя после его смерти.  

Его происхождение было настолько тёмным, что даже современники лгали о нём с противоположных позиций. Буддисты выводили его родословную от самого Будды, джайны клялись, что он вырос в хижине из бамбука, а греческие хронисты презрительно называли "удачливым разбойником". Правда, как всегда, пряталась посередине: мальчишкой его подобрал брахман Чанакья – будущий Макиавелли древнего мира, автор "Артхашастры", трактата о власти, где разрешалось всё: яды в десертах, подкуп любовниц врага, уничтожение целых кланов. Вместе они превратили банду головорезов в армию, а кровавую месть обделённого брахмана – в программу завоевания континента.  

Когда пыль над телами Нандов ещё не осела, Чандрагупта уже вёл войска на север, где в горах Гиндукуша маячила новая угроза – наследники Александра Македонского. Селевк I Никатор, один из диадохов, мечтал повторить путь своего учителя, но встретил не раздробленные княжества, а железные легионы Маурьев. Битва длилась два года, и когда греки дрогнули, Чандрагупта отыграл политический покер: 500 боевых слонов (живых танков античности) в обмен на территории от Афганистана до Персии и... греческую принцессу в свой гарем. Этот брак сделал его не просто победителем, но игроком мировой политики – посол Мегасфен, живший при его дворе, оставил записи о золотых клетках с попугаями, дворцовых заговорах и целой армии шпионов, чьи ножи решали проблемы до того, как они становились явными.  

Но настоящим шедевром Чандрагупты стала не война, а система управления. Его Паталипутра – город с деревянными стенами, которые не горели, потому что были пропитаны неизвестным составом; канализация, чище чем в Лондоне XIX века; налоговая служба, высасывающая золото даже из нищих. Он разделил империю на провинции, где правили его кровники, но за каждым из них следили "царские уши" – агенты с правом казни на месте. Когда через двадцать лет правления он вдруг передал трон сыну Биндусаре и ушёл в джайнский монастырь, современники шептались: не добровольный ли это уход? По джайнскому обычаю он умер медленной смертью – 12 дней голодания на вершине холма в Шраванабелаголе, глядя как его империя, теперь простирающаяся от Персидского залива до Бенгалии, живёт без него.  

Он не знал, что его внук Ашока превратит эту империю в сверхдержаву, а "Артхашастра" Чанакьи станет учебником для всех диктаторов от Чингисхана до наших дней. Но когда сегодня индийские политики говорят о "единой Индии", они – сами того не зная – повторяют магию того безжалостного парня со шрамом через глаз, который доказал: чтобы создать вечность, нужно сначала утопить в крови настоящее.